Монумент эпохи. Галина Севрук

Галина Севрук – художница, керамистка-монументалистка. Она создала более 500 камерных керамических пластов на сюжеты истории Украины и более 30 монументальных керамических панно в архитектурных сооружениях Киева, Чернигова, Одессы, Алушты и других. Например, вы могли видеть ее работу в холле киевской гостиницы «Турист» – эпическое панно «Город на семи холмах», посвященное истории Киева. Оно считается вершиной творчества Галины Севрук. Однако в 2020 г. его демонтировали, что вызвало негодование общественности. 

Галина Севрук также известна из-за своей политической позиции. В 1964 г. в соавторстве с Аллой Горской, Афанасом Заливахой, Людмилой Семикиной и Галиной Зубченко к 150-летию дня рождения Тараса Шевченко в вестибюле красного корпуса КНУ она создала витраж «Шевченко. Мать». Он был квалифицирован как идейно враждебный и был уничтожен. Ее так и не включили в Союз художников из-за подписания «Письма-протеста 139» в защиту репрессированных. 

Павел Гудимов пообщался с художницей о ее становлении и вдохновении, а также о судьбе панно из гостиницы «Турист».

Материал создан при поддержке Богдана Мисюги, автора книги «Галина Севрук. Альбом-монография».

Можно прослушать беседу коллекционера искусства Павла Гудимова со скульптором – монументалистом и активной участницей движения сопротивления Галиной Севрук

Павел Гудимов: Галина, вы родились в семье достаточно состоятельной, светской.

Галина Севрук: Да, с высокой художественной культурой.

Расскажите немного о культуре в кругу семьи.

Мой отец, Сильвестр Севрук был архитектором (работал в Харькове в «Дипромисто» – МС), а мать – домохозяйкой (имела неполное юридическое образование). Она всегда находилась с нами, читала книги о разных культурах: много грузинских авторов, армянских. Все, что можно было прочесть и нам рассказать – мама это делала.

Имели ли вы дома произведения искусства? Откуда появился импульс к нему? 

Во-первых, отец прекрасно рисовал, а во-вторых, из маминого рода происходит Дмитрий Григорьевич-Барский. Он был известным адвокатом, выигравшим дело Бейлиса, за что состоятельные евреи подарили ему Библию в иллюстрациях Гюстава Доре. Она стала семейной реликвией.  

Давайте перейдем к вашему художественному образованию. 

Образование мое началось уже после войны, но с самого детства я очень любила рисовать. Мама предложила мне брать уроки у Григория Светлицкого (украинский живописец (1872-1948), работал с росписями храмов – МС ), чтобы подготовиться к художественной школе. 

В художественную академию я поступала трижды, и трижды меня не принимали. После третьего неудачного раза уже вмешалась мама. Для поступления необходимо было набрать 25 баллов, а я сдавала на 24. Она пошла к Сергею Григорьеву (украинский живописец, плакатист, ректор Киевской художественной академии 1951-1955 гг. – <М>), он тогда был ректором института, начала с ним говорить, и это подействовало. На третьем курсе я вышла замуж и перевелась с живописного на пейзажный факультет, а после выпуска мне дали свободный диплом. То есть никуда не направили на работу, и мне нужно было искать что-то самостоятельно. 

А как появилась в вашей жизни керамика?

Керамика появилась в 1962 г. Моя подружка Галина Зубченко (украинская художница, общественный деятель, одна из основательниц Клуба творческой молодежи Киева – МС) привела меня в керамическую мастерскую и предложила попробовать. Я там пробыла несколько дней, и мне действительно понравилось. Как живописец у меня не было опыта работы с глиной, ничего не понимала. А Зубченко мне показала, как нужно работать. Дальше я устроилась на работу в Государственный институт архитектуры, у меня там была просто ставка. То есть никаких специальных заказов, делай что хочешь. Конечно, эта ставка была очень маленькой. Но я не переживала, главное – могла работать!

Вы контактировали с огромным количеством людей, создавших феномен украинского декоративного искусства. Назовите имена тех трех, кто больше всего повлиял на вас как на художницу.

Первым точно был историк и археолог Михаил Брайчевский, вторым – поэт Иван Светличный, а вот назвать третьего человека сложнее. Потому что наш Клуб творческой молодежи, был как бы одним человеком. Все мои друзья – и Алла Горская, и Люда Семикина, и Галина Зубченко – были прекрасными личностями, с высокой внутренней культурой, людьми с высоким потенциалом художника.

Как происходило ваше личное общение с Брайчевским, со Светличным?

Мне было уже 21 или 22, когда нас познакомили с Брайчевским. А кто именно познакомил – не помню. Но я к нему и его жене сразу прикипела, постоянно к ним приходила. Его жена Ирина Мельник – прекрасный человек, мудрый, умный архитектор. Она много помогала Брайчевскому во всем: и в быту, и в работе. 

Я очень часто приходила к ним после работы в мастерской, чтобы посоветоваться. Наше близкое общение началось с того, что я в то время увлекалась темой язычества. Я не была религиозной, но сам факт существования языческой культуры меня поражал. Однако я никак не могла найти ее корни и, так сказать, поставить на пьедестал в своем творчестве и жизни. Для меня язычество было очень высокой культурой, и я помню, что Брайчевский рассказывал мне о характерных для нее образах, учил анализировать скульптуру по методу Александра Архипенко (смысл метода заключается в том, что пустое пространство приобретает самостоятельное значение в скульптуре – ). ТС). Я любила языческие образы из-за особенностей смыслов, которые не могли создать малообразованные люди. К примеру, Морена, богиня жизни и смерти. Язычники объединяли жизнь и смерть, их нельзя было различить.

Вы говорите о язычестве как об отдельной философии. Я думаю, что в вашем понимании оно больше, чем религия. Скорее, среда и выделение определенных феноменов в условных божествах. Ибо в новую историческую эпоху ХХ века их переформулировали. Никто не знал, что был Ренессанс, никто не знал, что было ар-деко. Теперь это называется.

Меня всегда восхищала глубина мнения язычников. Я к Брайчевскому зачем приходила? Потому что он делился со мной образами, характерными для этой культуры.

То есть по сути ваш художественный метод – анализ язычества, поиск образа, исторической перспективы и стилизация. Где вы взяли подобный талант стилизации? Что для вас было основанием?

Основной? Вы знаете, у меня не было четкого основания. Моя первая работа по керамике – это «Плач Ярославны» (работа 1964 г., которая считается творческим успехом Севрук тех лет – МС). Она так всем понравилась, что ее стали буквально копировать. Год (а может и два) я работала над этой темой, сделала несколько керамических «ярославов», причем больших. В Путивле есть мой «Плач Ярославны» в кафе или ресторане, я не знаю где именно, даже никогда там не была. Знаю только, что туда поехала моя «Ярославна» высотой в метр. 

А какова история работы «Дерево жизни»?

Это более поздняя работа, 1970-е гг. Когда я уже была, так сказать, великим мастером (смеется). Хотя, по сути, почти все работы, которые я выполнила, потом уничтожали ( например, витраж «Шевченко. Мать» в 1964 г. – ТС)

Их уничтожали, потому что невежды? Это не политика, а просто непонимание эстетики?

Да, в том-то и дело.

Кто-то коллекционировал ваши работы?

Ох, разве я знаю…

В Музее им. Леси Украинки в Киеве ваши произведения на тему «Лесной песни». Заведение их закупило?

Не закупил, я им подарила.

Жаль, что целый пласт ваших работ уничтожили. К сожалению, многие не поняли, что они важны, сложная техника с панно, мозаиками…

Но однако нашлись энтузиасты, которые привезли из гостиницы «Турист» мое панно, которое сейчас находится в музее Софии Киевской. Лежит на полу и ждет, когда закончатся ремонтные работы, и можно будет начинать монтировать.

Очень повреждено?
Ну, вы знаете, я не могу сказать, оно ведь шестиметровое, а я стою вот такая маленькая, смотрю, и что я могу сказать? Ничего.

Материал из древесного номгера Marie Claire Ukraine (весна 2021)

Прослушать беседу коллекционера искусства Павла Гудимова со скульптором – монументалистом и активной участницей сопротивления Галиной Севрук

Автор: Полина Булат

Редактировала Оксана Семеник

Фотограф Лиза Приходько