Мода
Трижды прощался с жизнью: история выжившего в Драмтеатре мариупольца
Поделись:
22 февраля после известного спича путина о восстановлении т.н. "днр" до границ Мариуполя Алексей Будников вместе с другими мариупольцами вышел на митинг перед Драмтеатром. Сотни людей с желто-синими флагами собрались на Театральной площади напомнить, что Мариуполь — Украина, и бороться за свободу город будет до последнего. Через два дня диктатор подписал приказ о начале “спецоперации”, однако мало кто из мирных граждан мог представить масштабы войны. Материал подготовила журналистка Евгения Вовк, авторка онлайн-издание "Восточный Вариант"FILE PHOTO: View shows a turn flag of Ukraine holding on wire in front of apartment building destroyed during -Россия conflict в southern port city of Mariupol, Украина April 14, 2022. REUTERS/Alexander Ermochenko/File Photo
24 февраля под отдаленные звуки взрывов Алексея разбудила мама: “Сын, началась война”.
“Я понял масштабы войны, когда увидел в новостях, атакующих страну со всех сторон — Киев, Харьков, Херсонскую область. Уже в тот день из города уехали мои друзья — они переселенцы из Донецка, и, похоже, из первых поняли, чего стоит промедление. Я предложил тогда уехать и маме, но она все еще не верила, что все будет столь серьезно. К тому же мы следили за новостями и видели, что Украина дает хороших пинков России по всем фронтам. Эти новости давали надежду, знаешь, мы словно питались этим позитивом”, — вспоминает он.
“Меня преследовало чувство опустошения”
25 февраля Алексей все же пошел на автовокзал — искать водителей. Но междугородние автобусы уже не ездили. В тот же день отправился и последний эвакуационный поезд, затем железнодорожное сообщение было разрушено.
“Я пошел на оптовый рынок, думал, договориться с дальнобойщиками. Но они боялись уезжать. Да, еще тогда, когда оккупанты обстреливали Сартану и были далеко от нашего города”, — вспоминает Алексей.
Еще в начале февраля в городе актуализировался вопрос территориальной обороны — на внеочередной сессии депутаты торопливо принимали решение об укреплении базы территориальной обороны, горячая линия ТРО была постоянно занята — местные выстроились в очереди, однако многих разворачивали домой — искали людей с боевым опытом.
Посоветовавшись с друзьями, Алексей решил присоединиться к волонтерам: “Хотя бы так помогать людям. Я взял два одеяла и обогреватель и понес в хабу "Халабуда". Могу сказать, что волонтерство не дало мне отчаяться. Хотелось что-то делать, к тому же люди там были заряжены на позитив. Все работали, хандры просто не было места”.
“Был в сети 2 марта” — удручающее извещение в Телеграмме, обновление которого ждали все родственники мариупольцев. В это время город был полностью обесточен, люди остались без связи. В тот же день по городу перестал курсировать общественный транспорт.
Фото: телеграмм-канал @mariupolnow
Где-то до 5 марта еще работали одиночные магазины, пока городом не началась сокрушительная волна мародерства.
“Очереди были километровые. Я успел что-то купить еще в Грации. Помню, как прыгнули цены, хлеб был 100 грн. Тяжелее было с водой, ее добывали на источниках. Я ходил на то, что на Правом берегу под пост-мостом и однажды попал под артобстрел. Тогда я впервые прощался с жизнью”, — рассказывает Алексей.
Одной из мотиваций покинуть город также была его проукраинская позиция, которую он активно отстаивал в соцсетях на протяжении всей войны — в том числе в заблокированном ВКонтакте: Мое фото ширилось ватными пабликами в форме многочисленных фотолягушек. Конечно, были и угрозы. Я понимал, что в случае оккупации я буду первым в очереди на подвал”.
Алексей предпринял по меньшей мере пять попыток уехать из Мариуполя:
Когда разбили электросети, я просил знакомых с машиной взять нас с мамой. Но они боялись, что слишком много людей. Один сосед забрал семью, в которой была женщина, которая вот-вот должна родить. У других было две хаски, которых они не могли покинуть. Кстати, их машина не завелась из-за мартовских морозов, поэтому они украли чью-то машину. Это был не уникальный случай того времени. Люди боялись ехать в принципе, Мариуполь в полной информационной блокаде, никто не знал о коридорах. Все ехали на свой страх и риск. Но меня постоянно преследовало чувство опустошения, когда я видел, что все больше и больше людей уезжает, а я не могу”.
“Под завалами никто не произнес ни звука”
Драматический театр был надеждой всех горожан, распространялись слухи, что вот-вот сюда приедут эвакуационные автобусы. 16 марта сюда с другом отправился “на разведку” и Алексей: “Это было где-то 10-11 часов. На "цветах" (цветочные ряды возле Драмтеатра - авт.) стояли люди, голосовали. Но никто не останавливался. Я заметил "Жигули" со стариками. Спрашиваю: возьмете троих – меня, маму и друга? Но вижу на заднем сиденье у них мешки с картофелем и луком. Это было для них важнее. На Драмтеатре мы встретили администратора, молодую девушку из Восточного микрорайона, у нее была перебита нога. Она нам сказала: «Какие автобусы? Вы что?”.
Алексей и его друг зашли внутрь посмотреть укрытие. Людей там было очень много. Вспоминает, что только в холле больше ста, и большинство сидели на стульчиках — молодые матери, дети, старики. Никто не вставал с мест, чтобы их не заняли люди, жившие на полу. Полная тьма и маленькие рукотворные светильники.
“Атмосфера была удручающая, — вспоминает мариуполец. — И знаешь, поверишь в Бога, мы уже собирались пойти в эпицентр грядущего взрыва, но услышали грохот машины. Думали, вдруг автобус? Вышли на лестницу, а то водовоз от "Горводоканала", люди с баклажками выстроились в очередь. Мы остались на лестнице обсудить выезд со знакомыми. И я услышал не только взрыв. Представь, будто в поле гроза, и разряд грома. И как после землетрясения все задрожало. Падали высокие елки, что возле театра, падали деревья. На улице стало темно, поднялась пыль. Все было как в густом тумане, в мареве от побелки. И началась паника”.
Алексей попытался побежать в подвал, но его оттеснила толпа.
“Я возвращаюсь на первый этаж, и вижу людей, лежащих на полу скрюченных. В тумане я увидел женщину в красном платье, которую ее муж потянул вверх по лестнице. Инстинктивно я последовал за ними. Внизу было нечем дышать, я закрывал лицо свитером. Я поднялся на самый верный третий этаж и понял, что стою над пропастью. Лестница оборвалась. Купола театра нет, вместо этого — огромная дыра в форме полумесяца. Крыша упала на концертный зал, где была сцена, места для зрителей. И да, там были люди. Но знаешь что, под завалами никто не произнес и звука. Кричали только суетившиеся театром живые — у всех шок, кто-то плачет, кто-то не в сознании, кто-то ругается матом, кто-то вытаскивает других из завалов”.
За спиной Алексей услышал чьи-то слова: «Господи, там столько трупов». Когда он выбежал во двор, он увидел, что люди в первую очередь бежали к водовозу — умыться.
Скриншот из видео Алексея Будникова. 16 марта. Люди покидают Драмтеатр, разрушенный авиабомбой России.
“Люди были полностью белые. Я сам кашлял побелкой. Но снова обстрел – кто бежит снова в театр, кто из него – неизвестно, будет ли здание рушиться, – рассказывает парень. – Я решил бежать дальше. И заметил, что прямо по моим следам шагает молодая женщина с дочерью. Я кричу им: "Давайте со мной, я вас выведу". Я хотел отвести их волонтеров. Но они не решились — рядом свистели снаряды, разрывались мины. До сих пор помню их застывший силуэт, который удаляется от меня. А я едва добежал до ближайшего дома — и меня выгнали из подъезда».
В большинстве хранилища в Мариуполе — обычные подвалы многоэтажек. К середине марта, когда ожесточенные бои дошли до центра города, все подвалы были переполнены.
Семьи, идущие пешком с детьми и домашними любимцами в более безопасные районы, — привычная картина Мариуполя с первых дней войны. Сначала жители микрорайонов Восточный, 23-й, затем Левый берег, "1000 мелочей" - круг сужался с каждым днем.
И многие нашли убежище именно в Драмтеатре, сердце города, — более 1200 человек из всех районов Мариуполя. В вероятность бомбардировки Драмтеатра не верил никто. Как и не поверили жители хранилищ ближайших домов, в которых искал укрытие Алексей: «Я забежал в другой дом. Там был разрушен третий этаж вместо стекла в окнах картон или крагис. Люди дали мне воды. Показываю им видео из Драмтеатра, а они словно в ступоре: "Не может быть". Только одна женщина вскрикнула: “Ой, боже! Нет, нет!” и убежала, не смогла посмотреть”.
[caption id="attachment_648829" align="aligncenter" width="1003"]
FILE PHOTO: Говорят, что девушки ведутся в Украину-Россия conflict в southern port city of Mari April 14, 2022. REUTERS/Alexander Ermochenko/File Photo
В тот день Алексей ночевал в волонтерском центре. Утром пошел домой к маме, рассказал о Драмтеатре: «И снова глухая стена. "Не может быть". Это ни у кого не укладывалось в голове, как и бомбардировка роддома”. Я сказал, что уйдем из города пешком. Люди из нашего дома уезжали один за другим. В моем подъезде на 9 этажей, где по 4 квартиры на каждом, оставалось где-то 13 человек. Все, кто помогал одиноким и слабым с дровами и водой, уехали. У меня снова чувство опустошения. Рашисты уже были близки к нашему району. Сказал: "Собирай вещи, мама" и пошел к волонтерам с надеждой уговорить кого-то взять нас в машину.
Тогда Алексей не представлял, что будет очередной день рождения.
“Бомбардировка волонтерского центра”
Волонтерский центр “Халабуда” рано или поздно должен был стать мишенью обстрела, об этом говорили сами волонтеры и во дворе постоянно было слышно жужжание “Орлана”.
Середина марта 2022. Волонтеры прячутся в бомбоубежище "Халабуды". 17 марта этот вход будет обрушен. Фото: архивы "Халабуды"
“Если в конце февраля здесь была толпа, то на середину марта осталось человек 7. Было четверть на пятую. Мы смотрели новости в телевизоре. Да, это было едва ли не единственное место, где была связь с внешним миром, потому что там был генератор. Волонтеры вывешивали новости о Мариуполе каждый день. И тут взрыв, словно большими молотами по стенам. Думаю, что это был сброшен снаряд из беспилотника. Стена над телевизором сложилась буквой "М", — вспоминает Алексей.
Он не мог поверить, что второй день подряд оказывается под завалами.
“После Драмтеатра я думал, что не выдержу второй раз. Помню, девочка дремала на диване в коридоре, а над ней нависает стена. И девушка в прострации, она просто смотрит на стену и даже не моргает. Я потащил ее за руку в хранилище. Еще минута, снова молотами бьет изо всех сил. В хранилище поднимается пыль, как в Драмтеатре. У меня дежавю, снова нечем дышать, я добежал до решетки, чтобы вдохнуть немного чистого воздуха», — рассказывает мариуполец.
Тогда оккупанты нанесли несколько ударов по центру — разбили выезд, медицинский и пищевой склад, завалился вход в бомбоубежище.
“Все склады были разрушены, — вспоминает Алексей. — Овощи остались под обломками бетона, уцелевшие консервы мы перенесли в подвал. Даже повесили занавеску на входе в хаб, потому что дверь вылетела. Не знаю, понимали ли мы, что делаем. Все были немного растеряны. Тогда состоялся разговор — дальше будет хуже, никого не осудят, если кто-то захочет уехать из города”.
“Встреча с оккупантами и выезд из города”
Алексея, его маму и кошку взял с собой один из волонтеров.
“Мы договорились встретиться утром и поехать за мамой, потому что я знал, что она не сможет дойти до “Халабуды”. Всю ночь я был мысленно, удастся ли уехать, не замечал даже тех обстрелов. Думал, вдруг он поедет сам, вдруг передумает. Но все удалось. Собрание было нервным, я лопатой разворачивал завалы с дороги, бомбили соседний дом. Перебежками добежал до мамы, чтобы не погружать машину”, — объясняет Алексей.
В то утро он впервые столкнулся с оккупантами. По городу тогда уже шли слухи, что российские военные взламывают уцелевшие квартиры, из которых выехали владельцы. Квартира Алексея и его мамы не была пустой, однако кафиры вошли и в нее. Дома того времени была мама Алексея.
“Я встретил их в подъезде на первом этаже, — вспоминает парень. — Их было трое. Они скрывались от бомб собственной авиации. На мгновение я замер, потом сказал: "Я здесь живу, иду за мамой". Они переспросили соседа: "Это ваш?" Он подтвердил. Мама сказала, что они искали квартиру наших украинских военных. Заглядывали в каждый шкаф. Я запомнил, что в отличие от бомжей, которых потом мы видели на блокпостах, эти были экипированы хорошо, у каждого по гранатомету. Но с виду им 18-20 лет, мне показалось, что срочники”.
Уже по дороге Алексей видел, как пылает дом возле полицейского отделения, как поднимается черный столб огня с ТЦ "Елизавета", в центре возле Драмтеатра снова разрывались снаряды.
“Спокойнее было на набережной. Я видел много людей, которые шли пешком из города. Семьями, поодиночке, с животными, по обе стороны дороги шли люди”, а на первом блокпосте окупантов уже была пробка. В ней мы простояли часа два”, — рассказывает мариуполец.
Трудно было давать первое интервью, тогда возвращались слезы от упоминания о Драмтеатре, о той девушке с дочерью, которые остались позади меня. Думаю, что депрессия догонит меня со временем обязательно. Но пока я держусь на адреналине
Добравшись до Мангуша, Алексей с мамой снова попытался найти попутчиков, но смеркалось. Переночевать решили в больнице, правда, ночевать пришлось в подвале на матрасах из стекловаты.
“Были там места и с кроватями, и с электричеством. Но нам досталась комната в полуподвале, в окошко подошвы прохожих видели. Да, спали на стекловате, окутанной в полиэтилен. Холод был страшен”, — вспоминает парень.
Уехать из Мангуша в Бердянск удалось благодаря частным перевозчикам — 3 000 гривен с человека, но удалось сторговаться за 2 500.
“На блокпостах буряты докопались до моего потрескавшегося лица. В результате постоянного переохлаждения я получил обморожение носа, губы потрескались. Это еще в марте 10-го, когда мороз был минус 15, у меня кожа на носу волдырями пошла и отпадала. Заставляли штаны до колен задирать, искали татуировки. А у мамы забрали пакет с разбитыми яйцами, которые она хотела выбросить. Представления, каким дерьмом они питаются”, — говорит мариуполец.
Фото: Судебно-юридическая газета
В Бердянске Алексей впервые с начала войны побрился, умылся в горячей воде и ночевал в тепле. Затем дождался эвакуационного автобуса.
“У каждого были номера, чтобы сесть. Некоторые люди четыре дня не могли сесть в автобус. Очереди никто не держался, самые наглые лезли вперед, а самые скромные оставались», — объясняет Алексей.
Сейчас Алексей, его мама и кошка в безопасности — в шелтере для переселенцев на западе Украины. Однако до сих пор у Алексея некрепкий сон.
“Часто снятся ужасы, — говорит Алексей. — Чаще всего дорога. Что я еду в незнакомой местности и рядом начинаются бои. Или будто я в Донецке, ищу автовокзал, но автобус останавливают денееровцы. Часто во сне чувствую панику, что автобусы едут без меня или не в ту сторону, а рядом взрываются машины. Снятся раненые, военные. Или пенсионерки, которые пытаются уверить меня, что россия это хорошо, а я взываю на них и просыпаюсь”.
Сейчас Алексею легче. Говорит, время делает свое – лечит.
“Мы побывали в горах, сейчас весна. Трудно было давать первое интервью, тогда возвращались слезы от упоминания Драмтеатра, о той девушке с дочерью, которые остались позади меня. Думаю, что депрессия догонит меня со временем обязательно. Но пока я держусь на адреналине”, — говорит парень.
Пока Алексей не строит планов дальше, чем на три месяца. Вопрос номер один — найти работу и — дождаться увольнения города.
Автор: Евгения Волк. Фото на обложке Reuters / Pavel Klimov
Поделись:
Также читайте
