Что лучше: жить прошлым или будущим?

Вы наверняка замечали, что каждый из нас по-разному относится к прошлому? Одни его лелеют, вторые мечтают избавиться. Мы попросили двух редакторов Marie Claire изложить свои полярные точки зрения на этот вопрос, а психолога прокомментировать ситуацию.

В искусстве начала ХХ века можно было выделить направление, которое назвали «пассеизм». Происходило оно от французского слова passé – прошлое и означало трепетное отношение ко всему минувшему и апатию и незаинтересованность в событиях настоящих и будущих дней. Французский писатель Марсель Пруст, один из ярких приверженцев пассеизма, написал целый цикл из семи романов «В поисках утраченного времени». В одном из них, «По направлению к Свану», герой заходит домой к матери, и та предлагает ему чашку чая с пирожным. И тут неожиданно для себя он соприкасается с прошлым: «Удрученный мрачным сегодняшним днем и ожиданием безотрадного завтрашнего, я машинально поднес ко рту ложечку чаю с кусочком бисквита. Но как только чай с размоченными в нем крошками пирожного коснулся моего неба, я вздрогнул: во мне произошло что-то необыкновенное. На меня внезапно нахлынул беспричинный восторг. Я, как влюбленный, сразу стал равнодушен к превратностям судьбы, к безобидным ее ударам, к радужной быстролетности жизни, я наполнился каким-то драгоценным веществом; вернее, это вещество было не во мне – я сам был этим веществом. Я перестал чувствовать себя человеком посредственным, незаметным, смертным. Откуда ко мне пришла всемогущая эта радость? Я ощущал связь меж нею и вкусом чая с пирожным, но она была бесконечно выше этого удовольствия, она была иного происхождения. Так откуда же она ко мне пришла? Что она означает? Как ее удержать?»

В противоположность пассеизму родился футуризм, распространившийся на поэзию, изобразительное искусство, архитектуру. Его адепты без устали искали новые формы, старались перевести скорость и динамизм в осязаемую плоскость. Они пытались построить brand new world – новый мир. Эти две категории можно отнести и к психологии человека. «Причина существования двух подобных типов, – говорит коуч и обучающий арт-терапевт Елена Тарарина, – разные подходы к воспитанию и мировоззрение родителей. В каждой семье есть преобладающий тип: либо первый, либо второй. Если один родитель имеет один тип, а второй – другой, то ребенок усваивает тип более значимого для ребенка взрослого. Мировоззрение «футуристов» зиждется на принципе «лучшее, конечно, впереди». С одной стороны, люди такого типа менее подвержены унынию, длительным упадкам настроения, но при этом они также склонны не завершать начатые дела, могут сбиваться с ног в спешке и распыляться сразу на несколько задач. Люди такого типа обычно достигают большего. «Пассеист» вроде бы и живет сегодняшним днем, но для него важны зацепки из прошлого, они, как якоря, которые определяют настоящее. Высокий уровень тревоги по поводу крупных и мелких событий часто наполняет их жизнь. Они склонны к размышлениям гораздо больше, чем к действиям. Очень часто, имея высокий порог терпимости, такие люди склонны носить в себе тяжелые чувства, разрушая себя. С другой стороны, люди такого типа гораздо реже попадают во всякого рода неприятные ситуации и часто играют роль спасателей для адреналинщиков из первой группы. Людям первого типа я бы рекомендовала обратить внимание на процесс завершения начатых дел, что может быстро установить в их жизни баланс, стабильность и упорядоченность. Людям же второго типа лучше всего искать себя в творчестве, так как оно позволит максимально мягко сместить акценты из прошлого в настоящее».

Елена Заяц, «футурист»

Мои друзья и знакомые часто упрекают тем, что я не интересуюсь прошлым. На самом деле это не совсем так. Если брать глобально, я считаю, что без прошлого нет будущего, и каждый должен получить какой-то сильный (можно даже слегка травмирующий) опыт, чтобы не повторять ошибок предыдущих поколений. Я имею в виду Холокост, войны и остальные глупости, которые люди совершают по разным, но не сильно разнообразным причинам.

А вот к персональному прошлому я отношусь совершенно по-другому: оно нас существенно тормозит. Постоянно прокручивать в голове приятные мгновения или спонтанно удариться в ностальгию от звука дурацкой песни, которая на самом-то деле насильно сопровождала твою жизнь двадцать лет назад, – для меня это равносильно тому, что ты просто не ценишь данный момент. До 16 лет у меня была компания близких подруг, с которыми мне в дальнейшем стало сложно общаться – некоторые из них до сих пор вспоминают тот период как «лучшие годы», делая свою последующую жизнь эмоционально беднее, хотя это вовсе не так. Я не люблю пересматривать фильмы и перечитывать книги, потому что впечатление, которое они на меня произвели, уже получено, и нет смысла что-то еще из этого выжимать – слишком много всего снято и написано человечеством, чтобы бросать якорь у чего-то одного. Я с легкостью расстаюсь с артефактами прошлого, выбрасывая их в мусорное ведро или отдавая, если это ценная вещь и она может пригодиться кому-то еще здесь и сейчас. Да, я помню все светлые моменты и все факапы, которые когда-либо случались со мной, но они для меня сродни цифровому каталогу, который можно извлечь на свет божий с чисто практической целью – как умения, которые могут пригодиться в определенный момент.

Я пыталась проанализировать, «что же со мной не так», и, по завету дедушки Фрейда, обратилась к прошлому. Возможно, мой поведенческий паттерн возник потому, что вживую я только дважды в жизни и всего пару часов видела лишь одного моего дедушку, покинула страну, в которой я родилась, в шесть лет и оттого не прочувствовала на себе ни преемственности поколений, ни ностальгии по родине. Мне понадобилось много лет работы над собой и две революции, чтобы идентифицировать себя как украинку (хотя я комфортно чувствую себя и в других странах). Если посмотреть на все вышеописанное, может показаться, что и в личной жизни у меня должен быть постоянный flow. Но тут я сторонник эволюции отношений, в ходе которой все течет, все меняется, – жить со мной десятилетней или пятилетней давности совсем не то же, что со мной нынешней. Мы обновляем себя и физиологически, и с точки зрения опыта каждое мгновение, так почему бы этот факт не принять психологически?

Алла Родыгина, «пассеист»

О том, что все мои перманентные жизненные терзания связаны с тем, что я живу не в том веке, мне регулярно напоминает почти каждый мой родственник, друг, коллега. А яснее всего этот диагноз подтверждает даже не тот факт, что рядом с портретом взъерошенной Кейт Мосс авторства Дэвида Бэйли в моей комнате соседствует фарфоровая фигурка Сонечки Мармеладовой. Просто однажды мне довелось побывать под гипнозом, и кем вы думаете, я себя представляла в этих путешествиях между явью и вымыслом? Преподавательницей французского языка, ежащейся от холода в ситцевом платье со скромным турнюром в одной дождливой столице 19 века. Но потом произошел щелчок пальцами, и я преспокойно отправилась в любимый бар пить Gin Garden с друзьями и дегустировать хумус в обновленном меню.

И такой дуализм преследует меня постоянно: в моем плейлисте трели Фрэнка Синатры жестко перебивает Oxxxymiron, я одинаково влюблена в образ Одри Хепберн из «Завтрака у Тиффани» и в призрачную Эль Фаннинг в «Неоновом демоне», могу до рассвета топтать бетон под мостом на техно-вечеринке, а следующий день провести с подругой за драматичным прослушиванием романсов из старых фильмов. По дороге на работу я сейчас попеременно читаю «Яму» Александра Куприна и «Политику поэтики» Бориса Гройса. Единственная часть меня, на которую пока не распространилось влияние этого постоянного маховика времени, это одежда – в вопросах образа я все же остаюсь куда более восприимчивой к новому, а старое предпочитаю лелеять на страницах книг по истории и в музейных залах. Хотя, учитывая откат моды на несколько веков назад в этом сезоне, не удивлюсь, если руки через пару месяцев таки потянутся к янтарной броши прапрабабушки.

Кто-то назовет это легкой формой пограничного расстройства личности, кто-то – пассеизмом, кто-то – просто желанием казаться особенной в глазах окружающих. Я же понимаю, что моя привязка к прошлому не несет в себе ничего токсичного. Стряхивать пыль со своих и чужих воспоминаний для меня – способ не повторяться, вдохновляться и иногда предаваться светлой грусти. И, перебирая в сети архивные фотографии творческих альянсов Серебряного века, параллельно составляя в своем календаре список презентаций, выставок и вечеринок на ближайшую неделю, я чувствую в себе куда больше жизни и граней, чем если бы я тратила все свое время на просмотр новостей от трендсеттеров в Instagram и чекины в каждом новом заведении города.