Для американцев Savage (дикий) – это кто-то вроде Тонто, которого ты сыграл в «Одиноком рейнджере». Как эту роль восприняли индейцы? Все народности, с которыми мы соприкасались в этом проекте, отнеслись к моей работе с большим уважением, особенно команчи, которые приняли меня в свое племя. Вождь как-то увидел, что во мне течет индейская кровь, и просто произнес: «Я хочу, чтобы ты стал одним из команчей». Так меня усыновила прекрасная женщина Ладонна Харрис. Этот проект стал для меня очень личным, и посредством своей роли я хотел показать, как несправедливо обошлись с коренным населением США. Приблизительно как в творчестве Жан-Мишеля Баския, когда он вычеркивал слова в тексте, тем самым привлекая к ним еще больше внимания. У меня по-прежнему очень теплые отношения с команчами, да и с навахо тоже.
Мне кажется, что у Тонто было твое чувство юмора, изгнанник среди изгнанников. Это точно. У него странная внешность, и шутки тоже странные. Я понимал, что Тонто просто не может удержаться от язвительных замечаний. Мне от них самому было смешно.
Ты играешь на слайд-гитаре, верно? Да. Я фанат этого инструмента и блюза. Знаешь, такого с берегов Миссисипи. С чистым акустическим звучанием. Люблю творчество матерых ребят вроде Хаунда Дога Тейлора, Джуниора Кимбро и, конечно, великих Джона Ли Хукера, Лайтинга Хопкинса. Я понял, что никогда не стану хорошим гитаристом, когда услышал Highway 61 в живом исполнении Джонни Винтерса… Это было нереально!
Когда у тебя была группа, какую музыку вы играли? Мне были близки по духу Элвис Костелло или The Clash. Хотя, когда я начал выступать со своими парнями, то никто нами не заинтересовался. Колесили туда-сюда. Это было тяжелое время. Затем один из моих приятелей сказал, что у него есть агент, с которым мне стоит познакомиться. Он считал, что у меня актерский талант, и надо двигаться в этом направлении… Я встретился с тем агентом, и все закрутилось. Пришел на собеседование, затем на пробы, и сразу получил роль. В «Кошмаре на улице Вязов». Это было, кажется, в 84-м. Да, точно, в 84-м! Как бы странно ни звучало, но я никогда не принимал решения стать актером. Просто нужны были деньги, чтобы платить по счетам. Срать я хотел на это кино! Я играл на гитаре и хотел заниматься только этим. Но попал в большой бизнес, и спустя тридцать лет я все еще здесь. Странно все это.
Ты много записывался в студии. Может, альбом Джонни Деппа уже на подходе? Нет, я бы не смог…
Читайте также: Джонни Депп и Элис Купер создали рок-группу
Так значит, ты просто иногда играешь в разных коллективах? Да, у меня есть друзья, с которыми мы время от времени записываем музыку. Такую, в которую полностью погружаешься. Хорошо, что есть эта странная вторая жизнь, знаешь, без лицедейства, без болтовни… Есть просто импульс, идущий неведомо откуда, из сердца или мозга или еще откуда-то. Он проходит по венам до кончиков пальцев, и в итоге рождается музыка. Кроме этого, в ней нет повторений – будь то гитарное соло или риф… Это прямой выстрел из самого центра моего естества, моих чувств. Да, думаю, музыка всегда разная. Разве не то же происходит в парфюмерии? Духи могут по-разному раскрываться на коже, как мелодии. Несмотря на то, что я так и не стал серьезным гитаристом, музыка остается моей страстью. Если бы меня заставили этим заниматься профессионально или поехать в турне на год, по возвращении из которого я бы обнаружил, как сильно выросли дети… Все могло бы быть по-другому. Честно: я до сих пор не знаю, в чем мое призвание.
Тебе не кажется, что спонтанность музыканта позволяет тебе лучше играть в кино? Я подумал об этом, когда ты сказал, что никогда не смотришь фильмы с своим участием. Это чтобы не думать о сыгранных ролях в ином ключе, я прав? Абсолютно верно. Ведь пути назад нет. Хотя у актера всегда есть возможность многократных дублей, чтобы добиться желаемого результата, но ведь это жизнь… Я люблю процесс творчества в любой сфере… Я так отчаянно хотел научиться музыке, что в 12 лет купил 25-долларовую гитару и закрылся в комнате буквально на целый год. Все это время упорно учился, смотрел на фото аккордов, слушал записи… Мне кажется, я смог самостоятельно развить слух… Теперь все это помогает мне собирать по крупицам образы своих героев.
Расскажи, как Том Уэйтс приходил к тебе домой, чтобы посмотреть на коллекцию гитар. (Смеется.) Как-то утром мой приятель Чакки (Чак И. Уайсс) позвонил и сказал: «Послушай, дружище, я сейчас заеду к тебе на кофе. Со мной Уэйтс». Они приехали, Тома я уже давненько не видел. Мы зашли в мою студию, где хранится очень много гитар. Декадентские замашки.
Насколько много? Я уже сбился со счета. Стопятьсот. Некоторые настоящие красотки. Много раритетных. Ими увешаны все стены. Том входит, смотрит на это и выдает: «Я бывал в парочке винтажных магазинов, но их выбор очень обеднел. Теперь я понимаю почему». Он просто красавец! Еще тот ренегат! Да оба они ренегаты.
Какие из сыгранных тобой героев больше всего на тебя похожи? Знаешь, это пугает, но все мои роли всегда со мной. Не думаю, что это нормально – носить в себе одновременно столько разных персонажей. Комбинация Эдварда Руки-ножницы и Капитана Джека Воробья, конечно, ближе всего. Обожаю дерзость капитана Джека… Играть этого персонажа – настоящая роскошь. Можно быть откровенным хамом, и это так смешит людей. Им все равно. Эдвард… Помню, что глубоко проникся этим героем еще на этапе чтения сценария. Он напомнил мне о моей собаке… О неограниченной собачьей преданности. Я чувствовал себя очень комфортно, играя эти роли. Ощущал настоящую безопасность, изображая грубияна Джека и трогательного Эдварда. Безопасность заключается в чистоте этих героев… Это даже не доброта, потому что они не знакомы с концепцией доброты. Они просто чисты внутри.
Читайте также: Джонни Депп в драме «Черная месса»
А что насчет Хантера Томпсона? Ты встречался с ним перед съемками «Ромового дневника»? Я был в Аспене, когда один приятель пригласил меня в таверну, чтобы познакомиться с Хантером. Мы сидели в дальнем углу, как вдруг распахиваются двери, и люди, словно море, расступаются… из-за вспышек электричества. Хантер держит в руках электрошокеры и неистово кричит: «Прочь с дороги, ублюдки!» В этом весь Хантер. Он представился, мы пожали руки, и с тех пор продолжается этот безумный роман. Похамить? Да, Томпсон просто король этого дела!
Но ты же читал его романы до знакомства с ним? Да, большую часть. Писателей, которые могут заставить меня по-настоящему смеяться, не так уж много. Например, Терри Саузерн. И, конечно, Хантер. Безусловно, я волновался перед встречей с личностью, которой так восхищался. После знакомства мы отправились к нему домой, где делали маленькие бомбочки из пропана и нитроглицерина, а потом взрывали их во внутреннем дворике. Это было настоящее безумие. С тех пор мы – лучшие друзья.
Он критиковал то, как ты его сыграл в кино? Он всегда называл «Страх и ненависть» своей «Книгой о Вегасе». Как-то он спросил меня: «Ты хочешь сыграть в фильме по мотивам «Книги о Вегасе»? – Я ответил: «Вау! Конечно, хочу». И вот мы в Нью-Йорке, в номере Хантера в отеле Four Seasons, и я спрашиваю его: «Хантер, если все выгорит, и я сыграю тебя в этом фильме, велика вероятность, что ты возненавидишь меня до конца жизни?» На что он отвечает: «В любом случае ты не можешь упустить этот шанс, ха-ха». Злой говнюк.